• 1 ТИТУЛЬНЫЙ ЛИСТ
• 2. РАЗДЕЛ 1. ИСТОРИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ И ОСВОЕНИЯ АРКТИКИ
• 3. РАЗДЕЛ 2.
• 4. РАЗДЕЛ 3.
• 5. Раздел 4. Международное сотрудничество в Арктике
• 6. РАЗДЕЛ 5. КОРЕННЫЕ НАРОДЫ АРКТИКИ И ПРОБЛЕМА ИХ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ
• 7. РАЗДЕЛ 6. ПРОБЛЕМЫ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ В АРКТИЧЕСКОМ РЕГИОНЕ
• 8. РАЗДЕЛ 7. ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ АРКТИЧЕСКОЙ ЗОНЫ РФ
• 9. РАЗДЕЛ 8. КИТАЙ И РОССИЯ
• 10. РАЗДЕЛ 9. СТРАТЕГИИ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ
• 11. РАЗДЕЛ 10. ИСТОРИЯ РОССИИ
• 12. РАЗДЕЛ 11. АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ ШКОЛА
  • Розанов оправдывает свою увлеченность пространным повествованием о своем прошлом Я.Н. Колубовскому (адресату с которым не знаком) тем, что тот «предан одинаковым интересам» которыми живет и Розанов. Тем самым, полагая общность интересов как исповедальную возможность, и придает значение, как частным деталям, так и более общим выводам.
  • Общность интересов создает прецедент возможного общения для Розанова, мечтающего о «природе и одиночестве» [9]. Именно благодаря общности интересов Розанов обрел союзников в своем самообразовании. Розанов подчеркивает, что обучение в гимназии не было для него определяющим. Занимаясь гимназическими предметами «настолько, чтобы идти удовлетворительно» он и его товарищи все остальное время посвящали чтению или опытам», которые делали, «купив в аптеке некоторые препараты и вещества, или разговорам политического и реже литературного содержания». Гимназические юношеские годы Розанов выделяет как самые светлые на протяжении всей остальной жизни. «Глубокая преданность интересам знания, неопределенные надежды и ожидание чего-то от будущего, правдивость отношений между собой и их полная безыскусственность – все это делало жизнь глубоко радостною» [10].
  • Для «ускорения самообразования» кружок товарищей решил «сделать нечто вроде классификации наук – распределить их между собою, с тем, чтобы каждый, занимаясь тщательнее один, усвоенное излагал в общих собраниях, устраиваемых еженедельно». По мнению В.А. Фатеева именно эта «маленькая Академия» «благодаря интенсивной самостоятельной подготовке тем» положила начало «энциклопедичности розановских познаний и тому разнообразию его интересов, которые проявятся затем в его творчестве», а также определила главную тему его книги «О понимании» как классификацию всех наук: «Истоки тяготения молодого философа к универсализму – именно в этих юношеских занятиях, а не заимствованиях у Гегеля» [11].
  • Занятия в обществах по интересам были присущи европейской молодежи начала XIX века, так общество утилитаристов, созданное Миллем в 1822 году, собиралось каждые 14 дней в доме Бентама для обсуждения этических, юридических и политических вопросов.
  • Эта преемственность была понятна Розанову, который выделял Д.С. Милля, как мыслителя, оказавшего на него влияние.
  • Милль как мыслитель был очень интересен Розанову, как своими идеями, так и методом изложения. Розанов указывает на «Утилитаризм» Милля, как на первую философскую книгу, которая произвела на него большое впечатление, «в особенности потому, что сквозь частные и временные интересы, умственные и житейские впервые показала мне область интересов общих и постоянных» [12].
  • «Именно настроение, с которым эта книга была написана» привлекает Розанова. Из содержания он выносит знание, «что есть взгляд на человека и на жизнь его как на управляемые и долженствующие быть управляемыми идеей счастья – высшей в истории» [13].
  • По мнению Розанова «серьезное в жизни» он начинает с обдумывания идеи счастья как верховного начала. С четвертого класса гимназии и до третьего курса университета «не было ни одного урока гимназии, который я прослушивал бы учителя, или времени прогулки, или чего другого, когда бы я не был погружен не столько в обдумывание этой идеи, сколько в созерцание ее. Потому-то очень скоро она разложилась в мысли в ряд как бы геометрических аксиом, определений и выводов, объектом которых служило понятие счастья и которые обнимали собою государств, нравственность, чувство правоты – все формы вообще человеческого творчества. Логическое совершенство этой идеи было полно, но я не был только ее теоретиком. Будучи убежден в ее верховной истинности, я свой внутренний мир и свою внешнюю деятельность стал мало-помалу приводить в соответствие с нею» [14].
  • Поворотным пунктом в своем развитии Розанов считает понимание того, что идея счастья как верховного начала человеческой жизни «придуманная идея, созданная человеком, но не открытая им, есть только последнее обобщение целей, какие ставил перед собою человек в истории, но не есть цель, вложенная в него природою». Она «не совпадает, или, точнее, заглушает собою, подавляет некоторые естественные цели, вложенные в человеческую природу, которые, в отличие от искусственных целей, составляют его назначение. Это последнее нельзя изобрести или придумать, но только – открыть, и открыть его можно, раскрывая природу человека» [15].
  • «Вследствие изощренности», которую Розанов приобрел «постоянным думаньем над идеей счастья», он смог, в частности, определить естественные цели человеческой жизни. В более широком контексте это был уникальный опыт самостоятельного мышления, впоследствии реализованного в сочинении «О понимании», в котором «исследована одна, и самая важная, быть может, из естественных целей человеческой природы, – умственная деятельность.
  • В «Автобиографии» Розанова угадывается желание автора выделить существенные интересы, в том числе и учебные, определившие его становление. Здесь можно рассматривать и обратное влияние, с позиции сложившихся ценностей – выбор событий определивших жизненную траекторию развития [16].
  • К одним из наиболее ранних интересов, которые можно характеризовать как учебные, Розанов относит конспективное изложение книг, в частности он указывает: «Физиологические письма» К. Фогта, «Физиологию обыденной жизни» Льюиса, «Мир до сотворения человека» Циммермана, 1-й том Белинского. «Необходимость излагать обширное содержание, ничего не выпуская, и, однако, кратко», по мнению Розанова более всего способствовали в нем развитию «уменья очень сжимать всякую мысль, а равно – точно ее формулировать». Он уточняет, что в последствие «всякого рода определения и формулирования» исполнял с "большим удовольствием, нежели какой-нибудь другой труд» [17].
  • В работе «О понимании», выстраивая теорию анализа идеи, Розанов напишет: «Этот анализ сводится к двум процессам: 1) к определению идей и 2) к разложению определений <…> например, идея счастья как идея верховного начала на термины: “цель”, “жизнь” и “счастье”, из которых каждый может быть выражен в новом определении, а каждое из этих новых определений снова может быть разложено на свои термины и т.д. до единичных явлений жизни личной и общественной» [18]. Наделение различным значением определений позволяет Розанову «в некотором смысле определить всю науку как последовательный переход разума человеческого от релятивных определений, в которых только сознается познаваемое, к определениям субстантивным, в которых оно понимается» [19].
  • К ранним гимназического увлечениям Розанова относится увлечение Писаревым, к более поздним – Добролюбовым. Последнего Розанов выделяет как одного «из могущественнейших умов, повлиявших на общество». Для Розанова в большей степени имел значение «общий план его сочинений, сумрачное и серьезное настроение его души, из которой исходили все его отдельные мысли; житейская обстановка и условия воспитания» [20].
  • Именно актуальный интерес определяет избирательность Розанова в выборе многочисленных источников для чтения. Он уточняет, что «книг, бывших только занимательными, не отвечавших ни на какой определенно стоявший вопрос в моем уме, я никогда не мог читать» [21].
  • Розанов никогда не мог читать сочинений, «очень обработанных по внешности, так что сквозь интерес к предмету сквозит забота о себе, о своем литературном имени». Преданность интересам выражалась у него и в собственной манере письма. «Замечательно, что у меня никогда не было ощущения читателей; я писал также невольно, связно – по отношению к себе, как свободно по отношению к читателям. Когда Страхов или кто брал рукопись в руки и начинал меня читать, с целью убедить то или другое переправить – краска заливала мое лицо; слог мысли – решительно все было позорно; сконфузившись – я от всего отказывался; но когда они уходили – я зачеркивал все поправки <> и всегда восстанавливал первоначальный текст, который не столько помнил, – но при чтении 2–3 строк впереди, – он с прежней необходимостью вызревал во мне» [22].
  • В последующих автобиографических текстах, в частности «О себе и жизни своей» Розанова скорее заботит возможность следования своему интересу, в творчестве. Он здесь противопоставляет «непосредственную жизнь» и «внешнюю объективную жизнь».
  • «Бывало Вася, еще не кончит чая, уже бежит к столу. <…> Именно, «бежит», радостно, весело в душе, в которой играют мысли; угрюмо лишь для постороннего глаза. Здесь за письменным столом, были мои пиры, мои – вакханалии; здесь – несравненная поэзия. Счастье писания есть счастье рождения; кажется, не одна аналогия здесь, но и истинное существо природы» [23].
  • В автобиографическом тексте «Мечта в щелку» Розанов продолжает эту тему: «столькими годами мечты, воображения, соображений, гипотез, догадок, а главное – гнева, нежности, этой пустыни одиночества и свободы, какую сумел же я отвоевать у действительности, мелкой, хрупкой, серой, грязной, – и объясняется, что прямо после университета я сел за огромную книгу «О понимании», без подготовок, без справок, без «литературы предмета», и – опять же плыл в ней легко и счастливо, как с покрывалом Лаодикеи…» [24].
  • БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК:
  • КАПТЕН Герман Юриевич – кандидат философских наук, преподаватель кафедры истории и философии. Санкт-Петербургский государственный университет аэрокосмического приборостроения. 190000, ул. Большая Морская, 67, Санкт-Петербург, Россия. E-mail: alex@ac9195.spb.edu.
  • Представленная работа посвящена изучению отношения к войне христиан II-III веков. Подчеркивается, что однозначного ответа на вопрос допустимости войны Церковь не выработала. Одновременно существовали две тенденции: первая, представленная Тертуллианом, четкого отделявшая христиан от остального мира со всеми его заботами и вторая, основанная на позиции Александрийской школы, утверждавшая, что христиане могут и должны принимать на себя определенные земные заботы. С начала IV века и принятия Медиоланского эдикта восторжествовала именно вторая тенденция.
  • АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ ШКОЛА; ОРИГЕН; ВОЙНА; ХРИСТИАНСКИЙ ПАЦИФИЗМ.
  • Одним из первых мысль об особом охранительном значении Римской Империи выразил псевдо-Мефодий Патарский, развивающий слова ап. Павла: «Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь» (2 Фес. 2:7). Именно это представление оказало существенное влияние на византийские представления о «священном царстве» и долге его защиты, но это тема заслуживает отдельного разговора.
  • БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК:
  • УДК 141.5
  • И. Ю. Ларионов
  • НАЧАЛА УЧЕНИЯ О СВОБОДЕ У КЛИМЕНТА АЛЕКСАНДРИЙСКОГО И ОРИГЕНА
• 13. РАЗДЕЛ 12. ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ В РОССИЙСКИХ УНИВЕРСИТЕТАХ XIX
• 14. РАЗДЕЛ 13.
• 15. СОДЕРЖАНИЕ
• 16. ПОСЛЕДНИЕ СТРАНИЦЫ

Россия в глобальном мире = Russia in the global world [Электронный ресурс]: альманах / Санкт-Петербургский государственный политехнический университет. — Санкт-Петербург: Изд-во Политехн. ун-та, 2012- — <URL:http://elib.spbstu.ru/doc/info?key=RU%5cSPSTU%5cedoc%5c59332>.